Об этом не принято говорить, но наша страна способна похвастать участием в формировании электронной музыки. В начале двадцатого века, когда мир стремительно менялся, а человек верил только в прогресс, новые времена и чудный мир, который можно покорить машиной, создание Страны советов с новым укладом жизни предполагал не только новые отношения между людьми, но и всё вообще; теперь всё будет по-новому.
Среди высокопоставленных проходимцев в нашей стране жили и умельцы, о которых больше вытирали ноги, чем ценили наследие. У нас был Лев Термен, который создал терменвокс — один из первых электронных инструментов, что дожил до наших дней, и который был больше похож на трибуну с антенной. Его даже не надо было касаться — достаточно взмаха одной руки и ты слышишь звук. У нас был Арсений Аврамов, который шел в ногу с итальянскими футуристами — в 1913 году Луиджи Руссоло провозгласил манифест искусства шумов, а Аврамов через пять лет предвосхитил индастриал и французский musique conrete лайвом симфонии гудков. Мы знаем бесполезные сегодня марши и речевки под кумачовым флагом, а про гимн рабочему классу из шума самолетов, паровых свистков, сирен, пушек и «ура» с пристани — нет.
У нас был Евгений Шолпо, который вместе с Аврамовым в 20-х годах был недоволен скудным набором звуковых волн от природы. И проецировал поэтому на звуковые дорожки кинолент собственноручные узоры звуковых волн, которые создавались с математическим расчетом и громадным усердием (воистину: течет вода Кубань реки, куда велят большевики). Вскоре Шолпо изобрел Вариафон, который автоматизировал процесс: на картонных дисках вырезались волновые узоры, которые при вращении отпечатывались на звуковой дорожке кинопленки и создавали электронную музыку; очень похожую, которую мы слышали с 8-битных приставок восьмидесятых. У нас был Николай Воинов, который пошел дальше и полностью искусственной (а по сути электронной) рисованной музыкой озвучивал мультфильмы. У нас был и Борис Янковский, который в начале 30-х годов одним из первых начал заниматься анализом спектра звука, поняв, что рисования простых звуковых волн для создания богатого звучания недостаточно.
У нас был Евгений Мурзин, который 1958 году, через десять лет после начала работы, все-таки собрал свою мечту — первый в мире световой синтезатор АНС, партитура которого записывается на стекле, а не играется с клавиатуры. Его чудо техники имело расширенный диапазон (72 микроинтервала на октаву против ее же 12 полутонов в самом дорогом синтезаторе и фортепиано), что позволяло воссоздать любую точнайше устроенную музыку планеты — было бы только упорство и желание не скатиться в шум.
С Мурзиным работал и Эдуард Артемьев — наш гений электронной музыки, который вплетал красоту светового синтезатора в кино, в том числе и в «Солярис» 1972 года. В книге о Тарковском есть глава воспоминаний Артемьева про то, как он на пару с режиссером создавал плотную и зачастую незаметную звуковую текстуру для разных сцен фильма. Как вызвать чувство тяжести проезда по токийским тоннелям от первого лица? Перебрав множество вариантов и серию наложений пришли к замедленному реву танковой ходовой — то есть и саунд дизайном в Союзе тоже занимались. Пусть и в малых количествах. #soviet@12edit
Большая удача, что киносъемка создания искусственного звука дошла до наших дней. Большая удача, что исследования одних из первых в истории электронных музыкантов не пропали.